Во время турне по России группа футуристов посетила Одессу. В. Маяковский познакомился с Машей Денисовой, влюбился, но любовь осталась безответной. Поэт тяжело переживал свою безответную любовь. В поезде, уезжая из Одессы, Маяковский читал друзьям фрагменты поэмы «Облако в штанах».
Поэма была завершена с посвящением Лиле Брик «Тебе, Лиля». Первоначальное название поэмы — «Тринадцатый апостол» цензурой было воспринято как кощунство над христианством, кроме этого указывалось, что в поэме Маяковский соединил «лирику и большую грубость». В ответ поэт пообещал быть «безукоризненно нежным, не мужчиной, а — облаком в штанах». Эта фраза послужила основой нового названия. В издании 1915 года был подзаголовок — тетраптих (произведение в 4 частях). Каждая часть выражала отрицание: "Долой вашу любовь!", "Долой ваше искусство!", "Долой ваш строй!", "Долой вашу религию!".
Поэму "Облако в штанах" исследователи называют вершиной дореволюционного творчества В. В. Маяковского, в котором тема любви сочетается с темами значения поэта и поэзии в обществе, отношения к искусству, религии. В поэме отмечаются лирические и сатирические ноты, что придает произведению драматическое звучание. В целом же это поэма о любви. Во вступлении подчеркиваются мотивы лирики и причины трагедии В. В. Маяковского (противопоставленность лирического героя толпе, «жирным»).
Первая часть поэмы — крик недовольства: "Долой вашу любовь!" Что кроется за этим отрицанием? Лирический герой ждет встречи с Марией, но ее нет и нет. Сердце лирического героя в тоске и тревоге, выражается это через видение им окружающего мира: вечер "уходит", сменяясь мраком ночи; канделябры "хохочут и ржут" в спину уходящего вечера и т.д. Все это представляется в увеличенных размерах, а лирический герой — «жилистая громада», "глыба". Мария приходит и говорит: «Знаете, я выхожу замуж». Кражу любимой поэт сравнивает с похищением из Лувра «Джоконды».
Во второй части поэмы Маяковский переходит к теме искусства, которое не хочет видеть страдания людей. Нищие и калеки (герои ранней лирики) требуют внимания к себе. Поэты сторонятся их, а Маяковский считает, что они «чище венецианского лазорья».
Тема поэта и поэзии звучит все сильнее. В. Маяковский противопоставляет себя "поэтикам" — "...я — где боль, везде"; обращаясь к «пиликающим поэтикам», он заявляет: «Долой ваше искусство!».
В третьей части автор отрицает господствующий строй, который порождает искаженную любовь и псевдоискусство. Бесчеловечное устройство мира порождает жестокость среди людей, как результат этого возникают тюрьмы, виселицы, сумасшедшие дома. Навстречу сильным выходит лирический герой с лозунгом "Долой ваш строй!".
В четвертой части - «Долой вашу религию!»- поэт явно богохульствует, вводит богоборческие мотивы. И снова, как в начале поэмы, он обращается к Марии. Это и мольбы, и упреки, поэт остается с кровоточащим сердцем.
Использованы материалы книги: Литература: уч. для студ. сред. проф. учеб. заведений / под ред. Г.А. Обернихиной. М.: "Академия", 2010
Поэма «Облако в штанах» была закончена к июлю 1915 года. Появление ее в печати стало далеко не рядовым событием для русской поэзии и всего российского общества. В ней поэт выступает как «тринадцатый апостол» (первое название поэмы, запрещенное цензурой), олицетворяющий грядущую революцию, покушаясь на основы буржуазного миропорядка. По словам самого Маяковского, она явилась результатом «выкрепшего сознания близкой революции».
Будучи прямым откликом на империалистическую войну, поэма отразила силу миллионов, стихийно поднимающихся против капитализма и уже осознающих свой путь к борьбе. Постепенно происходило разрушение старого мира во имя создания нового, гибель во имя рождения.
Свою поэму В. В. Маяковский начал еще в первой половине 1914 года, после посещения Одессы во время черноморского турне. В Одессе Маяковский влюбился в юную Марию Денисову, девушку необыкновенного обаяния и сильного характера. Влюбился безответно, страдал от этого, и уже по дороге в следующий город в вагоне поезда читал друзьям первые строки поэмы...
Однако начавшаяся империалистическая война отодвинула этот замысел. Но когда наступило прозрение относительно войны и поэту открылись истоки мировой катастрофы, он понял, что готов к продолжению работы над поэмой, но уже в совсем ином понимании жизни вообще. Заметно, что любовная драма перерастает в драму жизни. При этом сам поэт так определил смысл произведения: «долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» - четыре крика четырех частей». В самом начале поэмы, в ее предисловии, утверждается наступательная мощь молодости:
У меня в душе ни одного седого волоса, И старческой нежности нет в ней! Мир огромив мощью голоса, Иду - красивый, двадцатидвухлетний.
В первой главе поэмы тема любви является основной. Молодость и любовь идут рядом. Любовная драма, служащая завязкой сюжета, необычна. В любовном треугольнике нет преуспевающего счастливого соперника, которого полюбила Мария. Она вообще не говорит при объяснении - любит или не любит, она только сообщает:
Знаете, я выхожу замуж.
Она - Джоконда, «которую надо украсть!». И ее украли, купили, прельстили богатством, деньгами/комфортом... Любое из этих предположений может быть верным. В треугольнике третьим персонажем включен буржуазный жизнепоря-док, где отношения между мужчиной и женщиной основаны на выгоде, корысти, купле-продаже, но не на любви. Видно, что герой поэмы глубоко страдает. Страдание и отчаяние толкают его к бунту, и страдания его выплескиваются на такой мощной лирической волне, которая способна затопить человека, увлекая его в поток невиданных страстей. Именно здесь рождаются парадоксальные метафоры:
Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв.
Или:
Мама! Вага сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца.
Или:
Глаза ослезпенные бочками выкачу, Дайте о ребра опереться.
Строй первой главы, как и всей поэмы, отличает агрессивная лексика, уличная грубость и нарочитый антиэстетизм. Богохульство выявляет анархические тенденции, бунтарскую стихию поэмы. Герой Маяковского представляет собой могучий образ отрицания, бунта. Первая глава поэмы пронизана темой любви, но эта любовь неразделенная и потому очень сильная:
Будет любовь или нет? Какая - большая или крошечная. ? Опять влюбленный выйду в игры, Огнем озаряя бровей загиб.
Любовь героя - настолько мощный импульс, что она внутренне его испепеляет. Но это чувство не автономно, оно приобретает характер социальной драмы. Моля о любви чистой, не испорченной никакой корыстью, всю страсть отрицания поэт переносит на буржуазное мироустройство. В нем он видит зло, искажающее мораль, и не желает его больше принимать.
Маяковский с необычайной силой утверждает молодость нового мира, нового пути:
Долой вашу любовь! Долой ваше искусство! Долой ваш строй! Долой вашу религию
Эти четыре «Долой!» помогают осмыслить идейное значение поэмы. Но в реальном движении образов все они кричат об одном: своей поэмой Маяковский добирался до главного, существенного зла, раздражаясь общими бедствиями и всеми несчастиями героя поэмы. Поэт соединяет личные переживания лирического героя с переживаниями всей страны.
Могучий голос поэта, выступающего от имени многих, масштаб обобщений, истинность и сила чувства рождают у Маяковского высокий стиль, торжественную интонацию. Поэма с ее прямым обращением к угнетенным и обездоленным, с ее утверждениями великой миссии поэта - апостола, с ее принципиальным противопоставлением живой разговорной речи «красивости» и выхолощенности языка декадентской литературы объективно наследовала и по-своему развивала революционно-демократические традиции, отвергнутые поэтами декаденса. Поэма «Облако в штанах» - это произведение, написанное человеком, искренне верящим в идею революции, в прекрасное светлое будущее, в неизбежность счастья. Именно эта искренность и является причиной того, что даже сейчас поэма В. Маяковского остается прекрасным образцом художественного слова, отражая осмысление старой жизни и переход к новой.
Владимир Маяковский
"Облако в штанах"
Тетраптих
(Вступление)
Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу, как выжиревший лакей на засаленной кушетке, буду дразнить об окровавленный сердца лоскут: досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! Мир огромив мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний.
Нежные! Вы любовь на скрипки ложите. Любовь на литавры ложит грубый. А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы!
Приходите учиться из гостиной батистовая, чинная чиновница ангельской лиги.
И которая губы спокойно перелистывает, как кухарка страницы поваренной книги.
Хотите буду от мяса бешеный - и, как небо, меняя тона хотите буду безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах!
Не верю, что есть цветочная Ницца! Мною опять славословятся мужчины, залежанные, как больница, и женщины, истрепанные, как пословица.
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было, было в Одессе.
"Приду в четыре",- сказала Мария. Восемь. Девять. Десять.
Вот и вечер в ночную жуть ушел от окон, хмурый, декабрый.
В дряхлую спину хохочут и ржут канделябры.
Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится. Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!
Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце - холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское.
И вот, громадный, горблюсь в окне, плавлю лбом стекло окошечное. Будет любовь или нет? Какая большая или крошечная? Откуда большая у тела такого: должно быть, маленький, смирный любеночек. Она шарахается автомобильных гудков. Любит звоночки коночек.
Еще и еще, уткнувшись дождю лицом в его лицо рябое, жду, обрызганный громом городского прибоя.
Полночь, с ножом мечась, догнала, зарезала,вон его!
Упал двенадцатый час, как с плахи голова казненного.
В стеклах дождинки серые свылись, гримасу громадили, как будто воют химеры Собора Парижской Богоматери.
Проклятая! Что же, и этого не хватит? Скоро криком издерется рот. Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв. И вот,сначала прошелся едва-едва, потом забегал, взволнованный, четкий. Теперь и он и новые два мечутся отчаянной чечеткой.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
Нервы большие, маленькие, многие!скачут бешеные, и уже
у нервов подкашиваются ноги!
А ночь по комнате тинится и тинится,из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.
Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб.
Вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала: "Знаете я выхожу замуж".
Что ж, выходите. Ничего. Покреплюсь. Видите - спокоен как! Как пульс покойника. Помните? Вы говорили: "Джек Лондон, деньги, любовь, страсть",а я одно видел: вы - Джоконда, которую надо украсть! И украли.
Опять влюбленный выйду в игры, огнем озаряя бровей загиб. Что же! И в доме, который выгорел, иногда живут бездомные бродяги!
Дразните? "Меньше, чем у нищего копеек, у вас изумрудов безумий". Помните! Погибла Помпея, когда раздразнили Везувий!
Эй! Господа! Любители святотатств, преступлений, боен,а самое страшное видели лицо мое, когда я абсолютно спокоен?
И чувствую "я" для меня мало. Кто-то из меня вырывается упрямо.
Allo! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца. Скажите сестрам, Люде и Оле,ему уже некуда деться. Каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он, выбрасывается, как голая проститутка из горящего публичного дома. Люди нюхают запахло жареным! Нагнали каких-то. Блестящие! В касках! Нельзя сапожища! Скажите пожарным: на сердце горящее лезут в ласках. Я сам. Глаза наслезненные бочками выкачу. Дайте о ребра опереться. Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! Рухнули. Не выскочишь из сердца!
На лице обгорающем из трещины губ обугленный поцелуишко броситься вырос.
Мама! Петь не могу. У церковки сердца занимается клирос!
Обгорелые фигурки слов и чисел из черепа, как дети из горящего здания. Так страх схватиться за небо высил горящие руки "Лузитании".
Трясущимся людям в квартирное тихо стоглазое зарево рвется с пристани. Крик последний,ты хоть о том, что горю, в столетия выстони!
Славьте меня! Я великим не чета. Я над всем, что сделано, ставлю "nihil".
Я раньше думал книги делаются так: пришел поэт, легко разжал уста, и сразу запел вдохновенный простак пожалуйста! А оказывается прежде чем начнет петься, долго ходят, размозолев от брожения, и тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. Пока выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево, улица корчится безъязыкая ей нечем кричать и разговаривать.
Городов вавилонские башни, возгордясь, возносим снова, а бог города на пашни рушит, мешая слово.
Улица муку молча перла. Крик торчком стоял из глотки. Топорщились, застрявшие поперек горла, пухлые taxi и костлявые пролетки грудь испешеходили.
Чахотки площе. Город дорогу мраком запер.
И когда все-таки!выхаркнула давку на площадь, спихнув наступившую на горло паперть, думалось: в хорах архангелова хорала бог, ограбленный, идет карать!
А улица присела и заорала: "Идемте жрать!"
Гримируют городу Круппы и Круппики грозящих бровей морщь, а во рту умерших слов разлагаются трупики, только два живут, жирея "сволочь" и еще какое-то, кажется, "борщ".
Поэты, размокшие в плаче и всхлипе, бросились от улицы, ероша космы: "Как двумя такими выпеть и барышню, и любовь, и цветочек под росами?" А за поэтами уличные тыщи: студенты, проститутки, подрядчики.
Господа! Остановитесь! Вы не нищие, вы не смеете просить подачки!
Нам, здоровенным, с шаго саженьим, надо не слушать, а рвать их их, присосавшихся бесплатным приложением к каждой двуспальной кровати!
Их ли смиренно просить: "Помоги мне!" Молить о гимне, об оратории! Мы сами творцы в горящем гимне шуме фабрики и лаборатории.
Что мне до Фауста, феерией ракет скользящего с Мефистофелем в небесном паркете! Я знаю гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете!
Поэма «Облако в штанах» Маяковского, написанная в 1915 году, стала первым крупным произведением поэта-революционера. Первоначальное название – «Тринадцатый апостол» – было изменено в результате царской цензуры. Поэма написана под влиянием неразделенной любви к красавице Марии Денисовой.
Главные герои
Лирический герой – двадцатидвухлетний поэт, дерзкий, романтичный, « нахальный и едкий ». В его чертах узнаваем сам Маяковский.
Мария – молодая девушка, предмет любви и сердечных мук лирического героя.
Другие персонажи
Обыватели – к ним обращается молодой поэт, и им же противопоставляет свои чувства и отношение к жизни.
Вступление
Во вступительной части поэт заявляет о себе как о самоуверенном молодом человеке, в чьей душе « ни одного седого волоса ». Он делится с обывателями своими представлениями о любви. Ради этого чувства лирический герой готов на глобальные перемены. Он даже способен вывернуть себя наизнанку и стать « безукоризненно нежным », как « облако в штанах ».
Глава 1
Лирический герой предается воспоминаниям о том, как в Одессе он страдал, нетерпеливо ожидая девушку по имени Мария. Она обещала прийти ровно в четыре часа, однако время шло, незаметно подкрался вечер, а девушки все нет.
Ожидание любимой настолько мучительно для лирического героя, что он сравнивает себя с « жилистой громадиной », которая корчится и стонет, не получая желаемое. Тоску поэта усиливает дождь, бьющий в стекло, шум городских улиц, автомобильные гудки. Он чувствует себя безмерно одиноким и несчастным, напряжение его настолько велико, что « нервы мечутся отчаянной чечеткой».
Наступление полночи поэт сравнивает с головой казненного, упавшей с плахи. И дурное предчувствие не обманывает его: приходит Мария, и с порога объявляет о том, что выходит замуж. Это известие оглушает поэта, однако он морально готов к нему, и сравнивает свое состояние с пульсом покойника – надежда на взаимность и сладкие мечты разрушены, навсегда погребены признанием Марии.
Глава 2
Поэт рассказывает о муках творчества. Раньше он был настолько наивен, что полагал, будто писать на удивление легко и просто. Теперь же он отказывается читать книги, потому как понимает, каким тяжелым трудом дается их написание. Прежде, чем « начнет петься », в душе долго барахтается « глупая вобла воображения ».
Страдания лирического героя усиливаются и тем, что обыватели не нуждаются в высокой поэзии. Их чувства сродни примитивным инстинктам, а духовные ценности сводятся лишь к фразе « Идемте жрать!».
Вместе с тем поэт понимает, что « мельчайшая пылинка живого » представляет гораздо большую ценность, нежели все его литературные труды. Но он не останавливается на своем пути, продолжая выжигать и растаптывать людские души правдивым словом.
Глава 3
Поэт пускается в рассуждения о жизни, о царящем режиме, не скрывая свои истинные мысли и чувства. Он хулит поэта Северянина, в лице которого видит многих современных рифмоплетов, обеспокоенных лишь тем, чтобы их строки вышли поизящнее. Лирический герой уверен, что свои мысли нужно выражать максимально четко и даже грубо, ведь правда не нуждается в приукрашивании.
Между строк он призывает простой народ к революции, побуждая разрушить существующий строй – «Понедельники и вторники окрасим кровью в праздники!». Себя же поэт называет тринадцатым апостолом.
Глава 4
Лирический герой снова и снова в своих мыслях возвращается к Марии, чье имя « величием равное богу ». Он остро нуждается в ней, и просит ее тело, как верующие обращаются к небесам – « хлеб наш насущный даждь нам днесь ».
Поэт просит Марию не обращать внимания на его измены, которые ровным счетом для него ничего не значат. В его душе есть место лишь для нее одной, и он клянется, что будет беречь ее так же, как изувеченный войной солдат « бережет свою единственную ногу ».
Однако Мария не отвечает взаимностью, тогда лирический герой обращается к Богу с просьбой дать ответы на все его вопросы. Но небеса отвечают ему равнодушным молчанием.
Заключение
Революционная по своему содержанию, поэма «Облако в штанах» стала образцом удивительного сочетания романтики и грубых аспектов жизни. Центральная тема любви в произведении перекликается с темами одиночества, морали, протеста, атеизма.
Пересказ «Облако в штанах» позволит расставить необходимые акценты и лучше подготовиться к уроку по литературе.
Тест по поэме
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.5 . Всего получено оценок: 336.
Первоначальное название поэмы - "Тринадцатый апостол" - было заменено цензурой. Маяковский рассказывал: «Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: “Что вы, на каторгу захотели?” Я сказал, что ни в каком случае, что это ни в коем случае меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это - вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили - как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: "Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах"» 1 .
Первое издание поэмы (1915) содержало большое количество цензурных купюр. Полностью, без купюр поэма вышла в начале 1918 года в Москве с предисловием В. Маяковского: «"Облако в штанах"... считаю катехизисом сегодняшнего искусства: “Долой вашу любовь!”, “Долой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию” - четыре крика четырех частей».
Каждая часть поэмы выражает определенную идею. Но саму поэму нельзя строго делить на главы, в которых последовательно выражены четыре крика «Долой!». Поэма вовсе не разграфлена на отсеки со своим «Долой!», а представляет собой целостный, страстный лирический монолог, вызванный трагедией неразделенной любви. Переживания лирического героя захватывают разные сферы жизни, в том числе и те, где господствуют безлюбая любовь, лжеискусство, преступная власть, проповедуется христианское терпение. Движение лирического сюжета поэмы обусловлено исповедью героя, временами достигающей высокого трагизма (первые публикации отрывков из «Облака» имели подзаголовок «трагедия»).
Первая часть поэмы - о трагической неразделенной любви поэта. Она содержит невиданной силы ревность, боль, взбунтовались нервы героя: «как больной с кровати, спрыгнул нерв», затем нервы «скачут бешеные, и уже у нервов подкашиваются ноги».
Автор поэмы мучительно спрашивает: «Будет любовь или нет? Какая - большая или крошечная?» Вся глава - это не трактат о любви, а выплеснутые наружу переживания поэта. В главе отражены эмоции лирического героя: «Алло! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца». Любовь лирического героя поэмы отвергли (Это было, было в Одессе; «Приду в четыре», - сказала Мария 2 . / Восемь. / Девять. / Десять... Упал двенадцатый час, / как с плахи голова казненного; Вошла ты, / резкая, как «нате!», / муча перчатки замш, / сказала: «Знаете - / я выхожу замуж»), и это приводит его к отрицанию любви-сладкоголосого песнопения, потому что подлинная любовь трудная, это любовь-страдание.
Его представления о любви вызывающе, полемично откровенны и эпатирующи: «Мария! Поэт сонеты поет Тиане 3 , // а я / весь из мяса, человек весь - // тело твое просто прошу, // как просят христиане - // “Хлеб наш насущный - / даждь нам днесь”». Для лирического героя любовь равнозначна самой жизни. Лирика и грубость здесь внешне противоречат друг другу, но с психологической точки зрения реакция героя объяснима: его грубость - это реакция на отвержение его любви, это защитная реакция.
В. Каменский, спутник Маяковского по поездке в Одессу, писал о Марии, что она была совершенно необыкновенной девушкой, в ней «сочетались высокие качества пленительной внешности и интеллектуальная устремленность ко всему новому, современному, революционному...» «Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией, - рассказывает В. Каменский, - он влетел к нам в гостиницу этаким праздничным весенним морским ветром и восторженно повторял: “Вот это девушка, вот это девушка!”... Маяковский, еще не знавший любви, впервые изведал это громадное чувство, с которым не мог справиться. Охваченный “пожаром любви”, он вообще не знал, как быть, что предпринять, куда деться».
Неутоленные, трагичные чувства героя не могут сосуществовать с холодным суесловием, с рафинированной, изысканной литературой. Для выражения подлинных и сильных чувств улице не хватает слов: «улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать». Поэтому автор отрицает все то, что было прежде создано в сфере искусства:
Я над всем, что сделано, Ставлю «nihil».Из всех видов искусства Маяковский обращается к поэзии: она слишком оторвалась от реальной жизни и от реального языка, которым говорит улица, народ. Поэт гиперболизирует этот разрыв:
а во рту умерших слов разлагаются трупики.Для Маяковского важна душа народа, а не его внешний облик («Мы от копоти в оспе. Я знаю - солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи»). Теме поэзии посвящена и третья глава:
А из сигаретного дыма / ликерною рюмкой вытягивалось пропитое лицо Северянина. Как вы смеете называться поэтом И, серенький, чирикать, как перепел. Сегодня / надо / кастетом / кроиться миру в черепе.Лирический герой заявляет о своем разрыве с предыдущими поэтами, с «чистой поэзией»:
От вас, которые влюбленностью мокли, От которых / в столетие слеза лилась, уйду я, / солнце моноклем вставлю в широко растопыренный глаз.Еще одно «долой» поэмы - «долой ваш строй», ваших «героев»: «железного Бисмарка», миллиардера Ротшильда и кумира многих поколений - Наполеона. «На цепочке Наполеона поведу, как мопса», - заявляет автор.
Через всю третью главу проходит тема крушения старого мира. В революции Маяковский видит способ покончить с этим ненавистным строем и призывает к революции - к этому кровавому, трагичному и праздничному действу, которое должно выжечь пошлость и серость жизни:
Идите! / Понедельники и вторники окрасим кровью в праздники! Пускай земле под ножами припомнится, кого хотела опошлить! Земле, / обжиревшей, как любовница, которую вылюбил Ротшильд! Чтоб флаги трепались в горячке пальбы, как у каждого порядочного праздника - выше вздымайте, фонарные столбы, окровавленные туши лабазников.Автор поэмы прозревает грядущее будущее, где не будет безлюбой любви, буржуазной рафинированной поэзии, буржуазного строя и религии терпения. И сам он видит себя «тринадцатым апостолом», «предтечей» и глашатаем нового мира, призывающим к очищению от бесцветной жизни:
Я, обсмеянный у сегодняшнего племени, как длинный скабрезный анекдот, вижу идущего через горы времени, которого не видит никто. Где глаз людей обрывается куцый, главой голодных орд, в терновом венце революций грядет шестнадцатый год. А я у вас - его предтеча!Герой стремится переплавить свою неутоленную боль, он как бы поднимается на новую высоту в своих личных переживаниях, стремясь уберечь будущее от унижений, выпавших на его долю. И он прозревает, чем закончится его горе и горе многих - «шестнадцатым годом».
Герой проходит в поэме тягостный путь взлетов и падений. Это стало возможным потому, что сердце его полно самых глубоких личных переживаний. В четвертую главу поэмы возвращается безысходная тоска по возлюбленной. «Мария! Мария! Мария!» - надрывно звучит имя рефреном, в нем - «рожденное слово, величием равное Богу». Сбивчивы и бесконечны мольбы, признания - ответа Марии нет. И начинается дерзкий бунт против Всевышнего - «недоучки, крохотного божика». Бунт против несовершенства земных отношений и чувств:
Отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать?!Лирический герой поэмы - «красивый двадцатидвухлетний». С максимализмом входящего в жизнь молодого человека выражена в поэме мечта о времени, лишенном страданий, о грядущем бытии, где восторжествуют «миллионы огромных чистых любвей». Тема личных, непреодоленных потрясений перерастает в прославление будущего счастья.
Автор разочаровывается в нравственной силе религии. Революция, по Маяковскому, должна принести не только социальное освобождение, но и нравственное очищение. Антирелигиозный пафос поэмы был резко вызывающим, отталкивая одних и привлекая других. Например, М. Горького «поразила в поэме богоборческая струя». «Он цитировал стихи из “Облака в штанах” и говорил, что такого разговора с богом он никогда не читал... и что господу богу от Маяковского здорово влетело» 4 .
Я думал - ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик. Видишь, я нагибаюсь, / из-за голенища достаю сапожный ножик. Крылатые прохвосты! / Жмитесь в раю! Ерошьте перышки в испуганной тряске! Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляски! ...Эй, вы! Небо! / Снимите шляпу! Я иду! Глухо. Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо.Особенности поэтики Маяковского
Поэме В. Маяковского "Облако в штанах" (как и другим его произведениям) свойственны гиперболизм, оригинальность, планетарность сравнений и метафор. Их чрезмерность порой создает трудности для восприятия. М. Цветаева, например, любившая стихи Маяковского, считала, что «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть».
На трудность читать и понимать Маяковского обращал внимание еще К.И. Чуковский: «Образы Маяковского удивляют, поражают. Но в искусстве это опасно: для того, чтобы постоянно изумлять читателя, никакого таланта не хватит. В одном стихотворении Маяковского мы читаем, что поэт лижет раскаленную жаровню, в другом, что он глотает горящий булыжник, затем - вынимает у себя из спины позвоночник и играет на нем, как на флейте. Это ошеломляет. Но когда на других страницах он выдергивает у себя живые нервы и мастерит из них сетку для бабочек, когда он делает себе из солнца монокль, мы уже почти перестаем удивляться. А когда он затем наряжает облако в штаны (поэма "Облако в штанах"), спрашивает нас:
Вот, / хотите, / из правого глаза / выну целую цветущую рощу?!читателю уже все равно: хочешь - вынимай, не хочешь - нет. Читателя уже не проймешь. Он одеревенел» 5 . В своей экстравагантности Маяковский порой однообразен и потому его поэзию немногие любят.
Но ныне, после отшумевших совсем недавно бурных споров о Маяковском, попыток некоторых критиков сбросить самого Маяковского с парохода современности, вряд ли стоит доказывать, что Маяковский - это неповторимый, оригинальный поэт. Это поэт улицы и в то же время тончайший, легко ранимый лирик. В свое время (в 1921 году) К.И. Чуковский написал статью о поэзии А. Ахматовой и В. Маяковского - «тихой» поэзии одного и «громкой» поэзии другого поэта. Совершенно очевидно, что стихи этих поэтов не схожи, даже полярно противоположны. Кому же отдает предпочтение К.И. Чуковский? Критик не только противопоставляет стихи двух поэтов, но и сближает, потому что их объединяет присутствие в них поэзии: «Я, к своему удивлению, одинаково люблю обоих: и Ахматову, и Маяковского, для меня они оба свои. Для меня не существует вопроса: Ахматова или Маяковский? Мне мила и та культурная, тихая, старая Русь, которую воплощает Ахматова, и та плебейская, бурная, площадная, барабанно-бравурная, которую воплощает Маяковский. Для меня эти две стихии не исключают, а дополняют одна другую, они обе необходимы равно» 6 .